Захар Прилепин писатель про «нормальное»

Противоречивая фигура нижегородского писателя Захара Прилепина всегда вызывает неподдельный интерес публики. С одной стороны общественные организации инициируют проверку его книг на наличие в них экстремистской пропаганды, с другой — просят написать текст для тотального диктанта.Или: казалось бы, он совершенно далек от бизнеса, но в то же время продает право на публикацию книги за 1 млн руб.

Сейчас каждая книга Захара Прилепина становится бестселлером и порождает жаркие споры фанатов и недоброжелателей. Однако еще в 2004 г. он был никому неизвестным автором с периферии, каких тысячи в нашей стране. Хотя уже в то время писатель был настроен продать свою книгу не дешевле $1 тыс.

— В пересказах я упрощаю историю про то, как издал первую книгу, на самом деле все было куда сложнее. Я отправил рукопись романа «Патологии» писателю Дмитрию Быкову*, с которым мы были случайно знакомы. Он прочитал ее, заинтересовался и сказал, что попробует отнести в журнал «Новый мир». Там ее не приняли. В других издательствах тоже отказали.

Осенью я сам отправил рукопись в ОГИ, они согласились издать роман при условии, что дадут за него 15 тыс. руб. И, не смотря на то что моя зарплата составляла тогда 12 тыс. рублей, я отказался, потому что у меня была четкая установка продать текст не менее чем за $1 тыс. Это для меня были безумные деньги тогда! Через какое‑то время издательство «Андреевский флаг» купило ее за $1,5 тыс.

Эта история случилась в 2004 г. Все это время писательством я не занимался, потому что у меня была внутренняя установка: пока не выйдет первая книга, вторую писать не буду. Через год роман «Патологии» увидел свет.

Потом я поставил перед собой стратегическую цель: чтобы мои книги читались и продавались, меня должны знать в России. Никакой стратегии самопродвижения не было, осмысленно я этим не занимался. Просто, когда вышел роман, меня пригласили в телепрограмму «Апокриф», где мне дали сказать три‑четыре слова. Через три недели на другой передаче пригласили сказать уже два предложения. Тогда я был совершенно нищим, но ради минутных высказываний за свои деньги ездил в Москву. Через 1,5—2 года я был уже практически во всех телевизионных передачах. Безусловно, чем больше тебя видят на экране, тем больше людей купят книжки. Связь прямая. Если б мне не нужны были читатели, я б никогда в жизни не «пошел в телевизор».

Думаю, что сейчас в нашей стране 1 млн человек знают, кто я такой, и 100 тыс. читали хотя бы одну мою книгу, 50 тыс. — покупают каждую.

По большому счету, для того чтобы стать издаваемым популярным писателем, ничего больше не потребовалось. Все это протежирование, в которое так верят начинающие авторы, на самом деле не работает. Люди, которые сидят в издательствах и журналах, сами все прекрасно понимают, и им не надо никаких советчиков. Конечно, своими словами я могу обидеть целую когорту литераторов, но не думаю, что в России есть непреодолимые проблемы с публикацией книги. Если она реально имеет какой‑то потенциальный читательский интерес, то ее выпустят. Просто неудавшиеся писатели уютно чувствуют себя в рамках мифа про то, что у других все куплено, про­пиарено, а они со своими «нетленками» прозябают в безвестности. В Нижнем Новгороде есть авторы, книги которых выходят в московских издательствах, — Аня Андронова, Лена Крюкова, Олег Рябов.

На литературе состояния не сделаешь

По словам Захара Прилепина, занимаясь только литературой, много не заработаешь, если только не писать на заказ или детективы и романы для массового потребления. Всего же в России не больше 20 человек зарабатывают на серьезной литературе. Среди них Дмитрий Быков*, Людмила Улицкая*, и конечно, он.

— Я оплачиваемый писатель, с ростом моей известности увеличиваются и гонорары. 1 млн руб. я могу получить в качестве аванса за публикацию новой книги. Потом продаются права на издание произведения за границей, на экранизацию, радиопостановки, выход цифровых и аудиокниг. Идет постоянный оборот. Чем больше экземпляров продается, тем больше мне «каплет». У меня четверо детей, они все время — не поверите! — хотят есть. А потом еще одеваться, учиться и развлекаться...

Но преувеличивать писательские доходы не стоит. В нашей стране любой бизнесмен средней руки богаче самого известного писателя. Или начальник провинциального ГАИ, или чиновник, который проводит строительные тендеры. Судя по их загородным домам и квартирам, они в 500 раз богаче меня, Эдуарда Лимонова, Дмитрия Быкова* и Александра Проханова, вместе взятых. Не знаю, насколько это справедливо, но исправить ситуацию с оплатой писательского труда в условиях нашей, прямо скажем, капиталистической действительности нельзя. Потому что все с этим смирились и решили, что у автора должна быть и другая профессия. Например, профессорская деятельность в университете.

Эта практика популярна на Западе, где на образование выделяют хорошие бюджеты. Там в свое время за хорошие деньги читали лекции и Владимир Набоков, и Василий Аксенов, и Иосиф Бродский. В России же все университеты, за исключением московских, нищие, и не могут позволить себе пригласить хорошего автора. А получать в нижегородских вузах зарплату шести профессоров мне не позволит совесть.

О том, чтобы заняться другим бизнесом, я никогда не думал. Но если бы у меня были в обороте лишние средства, я бы вложил их в строительство заправок, автомоек или ремонтных мастерских. Мне кажется, эти услуги пользуются постоянным спросом. Может быть, открыл бы кафе «У Захара», где выпивал бы по рюмочке с гостями...

Мне нечего сказать читателю

В ноябре прошлого года одна общественная организация пожелала проверить роман Захара Прилепина «Санькя» и книгу «Черная обезьяна» на экстремизм. До этого на наличие призывов к беспорядкам и хаосу шерстили произведения Бориса Акунина*. Сам виновник, в очередной раз вызвавший такой общественный резонанс, вспоминает об этом с иронией.

— Ну и что? В России все известные писатели экстремисты. Вы думаете, мои книги более кровавые, чем «Тарас Бульба» или «Тихий Дон», где на каждой странице описываются изнасилования, убийства и межнациональные конфликты? По всем противоэкстремистским статьям законодательства Гоголя и Шолохова можно посадить совокупно лет на 400.

Основная тема, характерная для моего творчества, — это человек на грани. Я описываю мужчину, который должен пройти какую‑то кризисную ситуацию, не запятнав своего имени, будь то война, тюрьма или революция. В этом отношении я считаю себя продолжателем постреволюционных писателей 20‑х гг.: Артема Веселого, Исаака Бабеля, Леонида Леонова. Еще мне интересна тема отношений между родителями и детьми. Я постоянно к ней возвращаюсь, она есть и в первом, и во втором романах, и вся книжка «Восьмерка» об этом. Она написана о том, что происходит, если ребенок недополучил любви или получил ее в избытке, был обделен общением с родителями или оно сложилось неправильно.

Когда мои тексты начали печатать, я стал задумываться, почему определенному кругу людей они интересны. И для себя сформулировал простой ответ: мне наряду с другими литераторами удалось вернуть в обиход какого‑то количества людей базовые понятия, такие как Родина, честь, любовь, семья, нежность. Все то, что долгое время — последние лет 20 — было подвергнуто осмеянию. Теперь все возвращается на круги своя. Я понял, что те вещи, которые для меня были априори, оказались созвучны некоторому кругу людей. Они захотели, чтобы с ними кто‑нибудь поговорил про нормальное, так вот я — писатель про «нормальное».

Я никогда не мыслил категориями, есть ли мне что сказать читателю или нет. Дело в том, что в художественном тексте задача донесения каких‑то важных вещей не является превалирующей. Куда важней создать атмосферу, дать человеку очень важное ощущение того, что есть в мире хаос, а есть космос. Но это достигается не какими‑то прямыми словесными посылами, а языковым волшебством. Литература — это своеобразное шаманство.

Я воспринимаю прозу как близкую к поэзии, к музыке, к художественному искусству вещь. По большому счету, я ничего не хочу сказать читателю, я сам с собой разбираюсь, и это основное мое занятие. Читатель зачастую сам не знает, чего хочет услышать. Поэтому, когда мне было 28 лет, я просто задумал написать роман, потому что все филологи этого хотят. Другой вопрос, что не у всех это получается: я знаю очень много людей, которые все понимают про литературу, а сами создать текст не могут.

Например, мой товарищ Алик Кох, знаток литературы и эстет, утверждает, что мечтал стать писателем, как Лев Толстой, но как только садится за книгу, у него ничего не выходит. Ему вторит Петр Авен, которого не интересуют его миллиарды — дай только разобраться в том, как рождается, пафосно говоря, художественное произведение.

Механику создания текста понять очень сложно. На мой взгляд, отношение к литературе как к тяжелому труду вредоносно и дурно. В сравнении писательства с работой за станком я нахожу нездоровое кокетство. Работать за станком труднее, чем писать книжку. У меня есть один знакомый, который, когда пишет, выгоняет всю семью на три дня на мороз, а когда ее заканчивает, еще неделю пьет. Ужас. Пусть лучше бросит писать.

Ну и, надо сказать, что настоящего писателя не выйдет из человека, который не знает поэзию. Я однажды спросил у Дмит­рия Быкова: «Дим, а правда, что ты знаешь 3 тыс. стихов наизусть?», — «Да нет, тысяч пять-семь, — сказал он». Поэзия упорядочивает сознание.

Без политических амбиций

У Захара Прилепина достаточно активная политическая позиция, точнее оппозиция. Однако управлять страной он не желает, предоставляя такую возможность другим людям.

— В политике нужна демонстрация тех черт, которые не являются в моем характере превалирующими: цепкость характера, дипломатичность, умение принимать иерархию. А я достаточно вольный человек, мне не любопытно управлять людьми и доминировать над ними.

Однако понимаю, что менять страну надо именно через политику. У меня есть много товарищей, которые менее известны, чем я, но которые обладают колоссальным потенциалом в сфере политуправления. И когда мне вместе с ними удастся взломать эту систему и видоизменить ее, тогда я скажу: «Я поехал в деревню писать книги, а вы управляйте страной». Я считаю Алексея Навального* отличным управленцем, есть еще много молодых людей от 30 до 35 лет, которые жаждут работы. За последние 20 лет их никто не купил и не продал, их только били, гоняли и сажали в каталажки. Если бы они захотели продаться — давно бы это сделали, как другие, которые начинали вместе нами в запрещенной национал-большевистской партии и в других «левых» и «правых» организациях и впоследствии быстренько встроились в систему.

Я не априори против власти — она бывает нормальной. Совсем недавно я был в Норвегии. Это страна, которая 15 лет назад начала богатеть на нефти, но у них все в принципе так устроено, что все деньги с добычи идут в казну, а не оседают в карманах чиновников или бизнесменов. Также действует прогрессивный налог, который может повышаться до 38%, а не находится на одном и том же уровне, как у нас. В Норвегии все нефтяные короли едва ли намного обеспеченнее меня. Там вся система построена так, что коррупция невозможна, настолько в государстве все операции прозрачны. Недавно один человек у них решил вывезти капитал за границу, купил ферму со страусами в Африке — так скандал получился на всю страну. Его чуть не распяли живьем. В России же можно купить целый континент, и никто на это не обратит внимания.

Однако с норвежцами получился другой скверный момент: от хорошей жизни они быстро «окислились», потому что сразу расхотели работать. У них есть возможность развивать свой автопром, нанотехнологии, культуру, выстроить новую скандинавскую силовую линию. Но ничего не происходит. Такое инертное поведение чревато тем, что, когда нефть кончится, они опять окажутся на задворках Европы, как это было после их героического викинговского прошлого.

Если есть такой кэш от природы, надо его использовать. Тоже с Россией: на мировом рынке бешеные цены на нефть, мы могли бы сделать черт те что, но вместо этого мы только тратим деньги на наш неутолимый гедонизм.

Европа в коррупционном смысле дает фору нашей стране на 200 очков. Когда Дмитрий Медведев декларирует свои доходы и оказывается, что он заработал 3 млн руб. за прошлый год — ну что это такое? Может быть, мне дать ему взаймы? Следом и все чиновники тоже декларируют такие же мизерные суммы.

Если бы меня избрали мэром Нижнего Новгорода, может быть, даже в ущерб благосостоянию граждан, я сделал бы все, чтобы окончательно не добить и не изуродовать архитектурный облик Нижнего Новгорода. Например, в Лондоне хоть сейчас можно «Шерлока Холмса» снимать в любом углу, а в Париже — разгони машины — и тут же снимай «Три мушкетера». А вот чтобы снять «Детство» Максима Горького, не знаю, в какой дворик придется забраться. Уверен, что сохранение исторического облика принесет нам больше денег, чем эти убогие здания, которые никому не интересны, кроме девелоперов, которые на них «срубят бабла».

Однако заниматься реставрацией можно будет только при условии, если мы что‑нибудь сделаем с туризмом, а Россия для него просто Мекка. Ездить по нашему Золотому кольцу, Алтаю и Сибири просто песня, если довести их до ума. Тоже и с Нижним Новгородом. Но почему‑то у нас делается все для того, чтобы превратить город в обычный, каких тысячи.

Вторым пунктом стали бы дороги. Недавно я проехал 500 км туда и обратно до Рязанской области и всю дорогу думал, что бы я делал с губернаторами, чтобы их наказать за такие ужасные козьи тропы. Я мысленно привязывал их к машинам и возил их по этим ухабам. Брал у них самую дорогую машину и носился по этим ухабам со страшной скоростью, чтобы у них на глазах отделялись детали их колес.

Еще я предлагаю расселить администрацию города по деревням: тогда там сразу начнут строить дороги, будет развиваться бизнес. Вообще надо, чтобы правительство России и регионов было передвижным.

Вся эта теория малых дел, мол, займитесь своим двориком, сами не нарушайте правила на дорогах, — совершенно бессмысленна. Пока мы пилим дрова у себя дома, они пилят бюджет. Поэтому мы начнем с больших дел, а бордюрчики покрасим, когда наведем порядок в стране. И первым шагом станет возвращение всенародных честных выборов.

Требовать деньги за труд — нормально

Книги Захара Прилепина продаются огромными тиражами, по ним ставят фильмы и спектакли. Все говорит о том, что он интересен большому кругу читателей. Но в то же время причислять его произведения к массовой литературе нельзя — об этом свидетельствуют премии «Русский букер» и «Нацбестселлер». Тоже касается и его отношения к коммерции.

— Естественно, деньги не самая важная вещь, которая мною руководит. Но я все время говорю о них осмысленно, тем самым сбивая пафос со своей персоны. Просто каждый раз, когда я приезжаю в новый город, меня спрашивают, как жить, во что верить. Такое ощущение, что я только что вышел из монастыря, в котором отмолил свои грехи, и вот сейчас готов это сделать за других.

Любой человек, который нацелен на духовное, вынужден себя гармонизировать, чтобы с ума не сойти. Лев Толстой продавал роман «Анна Каренина» сразу двум издателям и выбирал из них того, кто больше заплатит, при этом имея свое поместье с крестьянами. Он получил гонорар и купил жене огромный перстень, а не буквари детям. Сергей Есенин гордился тем, что рубль за слово платят ему, Маяковскому и Ахматовой. Это нормально — требовать деньги за свой труд. Гордиться тем, что я хожу в рваных ботинках, зато я великий русский писатель, — тоже позиция, но мне неблизкая.

А вообще хочу сказать, что пока есть Россия, с нашей литературой ничего не случится. У нас есть писатели, которые запросто могли бы получить Нобелевскую премию: Александр Терехов, Алексей Иванов или, из старшего поколения, Битов, Распутин, Лимонов. Просто Нобелевка — тоже политическая премия, ее вручают «развивающимся демократиям», каким‑нибудь прогрессивным арабским писателям. Россия была интересна в советское время. А сейчас мы страна третьего мира, интерес к России на Западе близок к нулю, нас воспринимают, как Эфиопию или Никарагуа.

Сейчас многие представители культурной и бизнес‑элиты норовят наблюдать за проблемами России из своих зарубежных резиденций. Однако Захар Прилепин эту тенденцию не поддерживает.

— Если мои предки жили здесь на протяжении 1000 лет, находили силы работать на Россию, воевать за нее, рожать в ней детей, что такое должно случиться со мной, что я или мои дети должны отсюда уехать? Поэтому своим детям я желаю будущего только в нашей стране.

Екатерина Мясникова

* - выполняет функции иностранного агента * - внесен Росфинмониторингом в перечень организаций и физлиц, причастных к терроризму и экстремистской деятельности.